Дело об ограблении ювелира Гордона

Дело об ограблении ювелира Гордона

МИХАИЛ ПАЗИН

Почти каждый петербуржец знал ювелирный магазин Владимира Гордона, который помещался на Зеркальной линии Гостиного двора, примерно напротив здания Пажеского корпуса.

Хотя этот магазин и не отличался ни особым вкусом, ни изяществом своих изделий, его зеркальные витрины останавливали на себе внимание прохожих богатством и разнообразием выставленных драгоценностей: серебро, золото и целые россыпи бриллиантов, переливающихся в лучах света всеми цветами радуги. Фирма Гордона пользовалась солидной репутацией, большим доверием, а потому люди охотно вручали ей ценности для продажи на комиссионных началах.

Рядом с этим роскошным ювелирным магазином помещалась крохотная лавка писчебумажных и канцелярских принадлежностей Воронова.

• * *

Однажды в конце июня 1908 года, утром, когда Гостиный двор начал заполняться покупателями, а хозяева стали открывать свои магазины, из писчебумажной лавки Воронова вышел важный и вальяжный, слегка прихрамывающий господин, по виду негоциант. Вслед за ним из дверей той же лавки вышли еще трое взрослых людей, по виду приказчиков, и мальчик с саквояжем. Они взяли извозчика и уехали. Всю эту картину наблюдали охранники ночной смены Гостиного двора, но не придали ей значения.

Вскоре в Гостином дворе появился и сам владелец писчебумажной лавки Воронов. Начав открывать дверь, Воронов сразу почувствовал что-то неладное: прежде тугой замок как-то слишком легко открылся, и, войдя в помещение, он, к своему удивлению, очутился в полной темноте. Откинув откуда-то взявшийся и закрывавший окно кусок зеленого коленкора, он в ужасе обнаружил у прилавка целую кучу ломаного кирпича и огромную дыру, выломанную в стене, смежной с магазином Гордона.

Воронов сразу кинулся звать полицию. На место происшествия немедленно прибыл начальник петербургской сыскной полиции В.Г.Филиппов со своим помощником ротмистром Кунцевичем, которые убедились в точности описанной лавочником картины. Проникнув в магазин Гордона через выломанную преступниками дыру, они обнаружили там полный разгром: все было перерыто, разбросано и перевернуто. На полу валялись серебряные портсигары, ложки, солонки и прочие серебряные изделия, которыми воры, очевидно, пренебрегли. Также преступники не взяли тяжелые серебряные и позолоченные вещи. Витрины с бриллиантами и особые футляры, в которых хранились драгоценности, были опорожнены. В глубине магазина находилась дверь, ведущая в небольшой кабинет Гордона, где помещался его письменный стол и несгораемый шкаф. Ящики стола оказались взломанными, а на боковой стенке шкафа зияла выплавленная дыра, размером примерно в четверть квадратного аршина. На месте преступления ворами были оставлены многочисленные орудия взлома: фомки, отмычки, ключи и даже газовый аппарат для резки металла. Тут же были найдены резиновые пальцы, чтобы не оставлять отпечатков. Полицейские установили, что стена лавки Воронова была разобрана с помощью специальных химикатов, размягчающих кирпич.

"Вызванный по телефону Гордон, увидев разгром своего магазина, схватился за голову, начал рыдать и рвать на себе волосы. Его, как могли, успокоили и попросили указать точно, что похищено. После беглого осмотра он назвал две дюжины золотых часов, десяток золотых портсигаров, большое количество колец, браслетов и брошей. Однако главной потерей оказался ювелирный бумажник, в котором по отделениям было рассортировано множество бриллиантов разных размеров, от одного до восьми каратов. Бумажник и наиболее ценные вещи были похищены из шкафа, куда их запирали на ночь

• * *

Полиция стала восстанавливать картину ограбления. В огромном складском коробе писчебумажной лавки была обнаружена коробка из-под монпансье, а приказчик Воронова заявил, что перед самым закрытием в магазине крутился какой-то мальчишка, грыз леденцы, а потом куда-то пропал. Несомненно, что ограблению магазина Гордона предшествовала тщательная подготовка, и в этом деле не обошлось без наводчиков (подводчиков, как тогда выражались). Наводчики сообщили ворам, что Гордон, будучи евреем, строго соблюдает субботу (шаббат), во время которой иудеям запрещено работать. Так что по субботам в магазине хозяина не бывает, и он закрывается раньше обычного. В воскресенье же, наоборот, ювелирный магазин Гордона открывался позже соседних лавок. Таким образом, ворам представлялась возможность безбоязненно «работать» целую ночь, прихватив еще вечер субботы и утро воскресенья. В общем, времени для ограбления было предостаточно. Пока Гордон со своими приказчиками отдыхали, в лавку Воронова проник один из членов шайки, мальчишка, и незаметно от приказчиков спрятался в огромном складском коробе. Преступники, очевидно, где-то раздобыли архитектурные планы Гостиного двора и узнали, что между магазином Гордона и лавкой Воронова когда-то существовала дверь, ныне заложенная кирпичом в один ряд. В отличие от ювелирного магазина Гордона с его мощными сейфовыми запорами, в лавку Воронова было проникнуть несравненно более легко. Тем более, имея внутри сообщника-мальчишку. По версии сыщиков, вечером, когда покупатель и служащие расходились из Гостиного двора, мальчишка вылез из своего укрытия и открыл преступникам дверь. Никем не замеченные воры вошли внутрь, спокойно закрыли окна заранее припасенными кусками коленкора, чтобы не было видно с улицы, и спокойно приступили к делу. На следующее утро они, ни от кого не таясь, так же спокойно вышли из лавки Воронова и отбыли восвояси, смешавшись с толпой. Их-то и видели ночные сторожа, но не обратили на это внимания.

По просьбе полиции Владимир Гордон составил подробный список похищенных вещей. В нем не только были перечислены все пропавшие ценности, не только был указан вес камней и металла, но и весьма искусно были воспроизведены все рисунки и клейма на них. В большинстве случаев это были не личные драгоценности Гордона, а взятые им на комиссию. На основной массе вещей, похищенных ворами, стояло клеймо «ЗГ» — Залмана Гудмана, сотрудничавшего с Гордоном и имевшего крупное ювелирное дело в Голландии. Гордону грозила долговая яма. Однако была надежда, что похищенные вещи все же найдутся. Перебивать клейма или переливать изделия в слитки воры вряд ли захотят, ведь им нужно сбыть награбленное именно как вещи, причем вещи неиспорченные. «Вещи сами выведут нас к ворам», — заявил начальник петербургской сыскной полиции Филиппов. Ювелиры-кредиторы не оставили в беде Гордона: они предоставили ему полугодовую отсрочку для поисков похищенного. Сам Гордон объявил, что выплатит 20 тысяч рублей тому, кто поможет в обнаружении похищенного.

• * *

Новость о сенсационном ограблении ювелирного магазина Гордона напечатали почти все газеты Российской империи. Поэтому со сбытом краденого через других ювелиров или ломбарды у воров обязательно должны были возникнуть проблемы. Со своей стороны, полиция с представленной Гордоном описи похищенного сняла множество копий и немедленно разослала их по всем банкам, ломбардам и ювелирным магазинам России. Оставалось ждать, когда и где похитители сдадут награбленное.

Тем не менее полиция не намеревалась ждать у моря погоды. Тщательный осмотр места преступления заставлял думать, что эта кража была делом рук воров или варшавских, или южных. Дерзость преступления, чистота исполнения и качество оставленных на месте преступления дорогих инструментов наводили сыщиков на эту мысль. Варшавские воры и южные, часто греки, евреи или армяне, были схожи по своей работе, по степени предприимчивости, масштабу преступлений и дорогостоящему оборудованию их воровского арсенала (вплоть до изобретенных недавно газорезательных аппаратов!). В то же время они были различны по психологии: варшавский вор при наличии веских улик перестает отпираться, южный же, особенно грек, даже будучи припертый к стенке неопровержимыми уликами, будет упорно отрицать свою вину, возводя это бесцельное запирательство в своеобразную систему.

• * *

Полиция рьяно принялась за дело. Десятки агентов обшаривали Петербург, ведя наблюдение за рынками, известными как места скупки краденого. Немало людей дежурило по трактирам, греческим кухмистерским и польским столовым. Но воры с вещами как в воду канули. Наконец сыщики вышли на верный след, вернее даже не след, а путеводную нить. Ее Филиппову дал варшавский вор Яцек, которого тот уже трижды сажал в тюрьму, но тем не менее сохранил с ним прекрасные отношения. Яцек утверждал, что поляки здесь ни при чем, а ходили слухи, что «греки хорошо заработали у Гордона». Однако проходили недели, но ни банки, ни ломбарды, несмотря на крупную награду, обещанную Гордоном, не давали никаких сведений.

Начальник сыскной полиции Филиппов понимал — раскрыть такое дело шансов мало, а времени и средств потребуется много. Он рассуждал так: раз в Петербурге до сих пор не всплыло ни одной из украденных вещей, а действовали, судя по всему, греки, то и искать следы похищенного следует на юге России. Были определены три наиболее вероятных места поиска — Ростов-на-Дону, Кишинев и Одесса, известные своими воровскими традициями. Недаром среди ворья существовала присказка: Ростов-папа, Одесса-мама, а Кишинев — талантливый ребенок. Нужно было в эти города командировать надежного человека. Но бюджет сыскной полиции был скуден, и Филиппов вступил в переговоры с Гордоном, который, как заинтересованное лицо, согласился взять часть расходов на себя. В командировку по южным городам был направлен чиновник особых поручений ротмистр Кунцевич.

• * *

Первая удача пришла к Кунцевичу в Ростове-на-Дону. Зайдя в первый же крупный ювелирный магазин Ильина, он узнал, что тот уже обнаружил клеймо «ЗГ» на золотом ожерелье, сданном ему на днях на продажу известной на Дону и на Кубани актрисой и певицей Антониной Стрельской. Ротмистр немедленно приступил к допросу Стрельской: «Откуда у вас это ожерелье?» Сначала актриса от всего отпиралась, но Кунцевич пригрозил ей арестом, и Стрельская, на условиях конфиденциальности, рассказала ему следующую историю. Оказалось, что она находилась на содержании у крупного торговца зерном Чудакова-Ромейко. Этот Ромейко был до невозможности скуп, да к тому же еще и ревнив. Он не спускал с нее глаз даже на гастролях. Однако как-то раз на Нижегородской ярмарке, пока Чудаков был занят переговорами со своими торговыми партнерами, она наскоро изменила ему с неким необычайно элегантным и обходительным негоциантом восточного типа. За минуты любви он отблагодарил ее кольцами, серьгами и ожерельем, от которых Стрельская сразу же поспешила избавиться. Открыто носить их при таком ревнивце она не могла: «Ромейко меня зарезал бы!» — и потому сдала на продажу в ювелирный магазин Ильина. По описанию, данному Стрельской, ее мимолетный любовник, мужчина пятидесяти лет, выше среднего роста, слегка прихрамывающий, с характерным греческим акцентом, был похож по приметам на известного всему Черноморскому побережью профессионального вора греческого подданного Ахилла Каравасси. Ротмистр Кунцевич знал, что в России Каравасси чаще всего проживал в Одессе. Значит, его путь лежал в эту приморскую столицу воров и контрабандистов.

Но где искать этого Каравасси? Ротмистр для начала решил проверить одесские ломбарды. В одном из них он обнаружил ряд вещей, несомненно принадлежавших Гордону. Кем-то были заложены два кольца с бриллиантами, золотой портсигар и толстая золотая цепь. Эти вещи имели клеймо «ЗГ» и значились в описи, представленной Гордоном. Все они были заложены на одну квитанцию. От этого открытия администрация ломбарда пришла в замешательство и принялась отговариваться случайным недосмотром: «Это сплошное недоразумение! Приходит дама, закладывает камушки, у нее же не спросишь, откуда у них ноги растут!» Во время этих препирательств Кунцевич заметил, что оценщик ломбарда все вертится вокруг него, словно хочет что-то сказать. Кунцевич состроил ему поощрительную улыбку, вышел из заведения и закурил. Оценщик появился через несколько минут. «Вы в какой гостинице остановились?» — спросил он, озираясь. — «В Лондонской». — «Я к вам вечерком загляну».

Кунцевич был сильно заинтригован этим разговором и с нетерпением принялся ожидать оценщика. Поздно вечером в дверь робко постучали, и в номер вошел тот самый оценщик. Держал он себя сначала робко и неуверенно, но Кунцевич, привыкший общаться с разными людьми, сразу же обворожил его своей простотой и приветливостью. Завязался ничего не значивший разговор, в ходе которого оценщик поинтересовался премией Гордона: правда ли, что если он выведет на сдатчиков краденого, то получит деньги? И каковы гарантии анонимности? За это могут и со службы выгнать, и на Молдаванке где-нибудь прирезать. Если говорить честно, то ворованные вещи принимал, с ведома администрации конечно, именно он. Он даже приобрел у сдатчика для себя пару колечек. Оценщик рассуждал так: если бы ломбард заявил о сдаче ворованных ценностей, то никакой бы выгоды ни ему, ни Кунцевичу не было бы. А так он предлагает поделить премию поровну — и ему прибыль, и чиновнику выгода. Ротмистр тут же согласился на эту сделку, только вот вопрос — ведь ломбардная квитанция была выписана на предъявителя, а как узнать, кто за ней скрывается?

— Я знаю человека, заложившего у нас вещи! — выпалил оценщик.

Оказалось, что есть в Одессе такая Любка Звезда, по фамилии Голушко, любовница вора Нахмана Циперовича. Этот-то Циперович и сдавал в ломбард гордоновские драгоценности. Оценщик даже знал, где живет Любка, и указал ее дом на Малом Фонтане. Ротмистр Кунцевич решил, что оценщик больше ничего не знает, и приказал арестовать его. При обыске в его доме, кроме указанных двух колец, ничего другого не нашли, а за домом Любки Звезды установили наблюдение. В один из вечеров к Любке приехал Циперович. Тут же нагрянул Кунцевич с местными полицейскими. Начался обыск. Циперович и Любка держались нагло и вызывающе, дерзили полицейским, которые, к своему разочарованию, гордоновских ценностей у них не нашли. Зато в бумажнике Циперовича было найдено занятное письмо от некоего Платона Каравии из Севастополя. В нем он сообщал, что отправляется по делам из Ялты в Константинополь на пароходе «Цесаревич Георгий». «Возможно, это сообщник грабителей», — подумал Кунцевич и послал в Ялту телеграмму с просьбой задержать этого господина. Циперовича арестовали, а дом Любки Звезды взяли под колпак.

До отправления парохода «Цесаревич Георгий» оставалось еще десять часов, и Кунцевич немедленно отбыл туда. Как он ни спешил, но все же опоздал: Платона Каравию уже сняли с парохода, обыскали, но ничего при нем не нашли.

— Вы хорошо его обыскали? — поинтересовался Кунцевич у ялтинских полицейских.

— Нет, только поверхностно.

— Необходимо сейчас же самым тщательным образом снова обыскать его.

Опять принялись за обыск, и, к великому смущению ялтинского сыскного отделения, на греке были обнаружены целые залежи бриллиантов: они были вшиты в швы его одежды, запрятаны в каблуки сапог, даже пуговицы его жилета оказались крупными бриллиантами, обтянутыми материей. Платон Каравия, как и следовало ожидать, самым глупейшим образом отрицал свою вину и нес явный вздор: драгоценности ему якобы вшили в гостинице, когда он сдавал свой костюм в чистку, а сам он о них ни сном ни духом не ведает. Вещи, найденные в Ростове, Одессе и Ялте, составляли лишь незначительную часть сокровищ, похищенных у Гордона, а потому следовало продолжить их розыски. К счастью, у Платона Каравии при обыске изъяли квитанцию на отправленную из Севастополя посылку в Константинополь на адрес некоего Каравасси. «Каравасси! Да этот же тот хромой тип, который дарил краденые гордоновские драгоценности актрисе Стрельской!» — воскликнул Кунцевич. Нужно было немедленно ехать в Константинополь.

• * *

Между тем Любка Звезда скрылась из-под наблюдения в Одессе. Сыщики хватились ее довольно поздно, приняв манекен, который она выставила в окне, за сидящую в кресле хозяйку. За исчезнувшей мадам Голушко послали погоню, но напрасно: она пробралась в одесский порт, села на греческую рыбацкую фелюгу и отбыла в Константинополь. Итак, пути Любки и ротмистра Кунцевича сходились в Царьграде. По прибытии в Константинополь Кунцевич прежде всего отправился в русское посольство, где рассказал о цели своего визита и попросил помощи, так как ни турецкого, ни греческого языка он не знал. Однако в посольстве под благовидным предлогом отказались помогать столичному сыщику. Кунцевич уже было впал в отчаяние, когда при выходе из посольства он случайно столкнулся со своим однокашником по юнкерскому училищу, а теперь военным атташе в Турции капитаном Налбандовым. Обнялись, расцеловались, и Кунцевич рассказал Налбандову о своих злоключениях. Оказалось, что капитан в Константинополе, благодаря своему южному происхождению, был как рыба в воде. Его везде принимали за своего, да и языки он знал. Он согласился помочь Кунцевичу, да и премия Гордона ему пригодилась бы. Ведь при аресте Каравии у того нашли лишь часть драгоценностей.

Прежде всего оба приятеля отправились в порт, чтобы найти следы Любки Звезды, сбежавшей в Константинополь. Ведь она помогла бы выйти на главного участника ограбления. В порту среди рыболовецких судов они обнаружили фелюгу, на которой прибыла из Одессы Любка Голушко. Шкипер этой фелюги рассказал, что нарядно одетая дама заплатила золотом. Показал он и само золото — на нем везде стояли гордоновские клейма. Эта дама поселилась в европейской части Константинополя и недавно ее видели в гостинице «Амбассадор».

Кунцевич с Налбандовым отправились в Перу, европейский квартал Царьграда, и узнали в указанном отеле, что здесь остановилась только что прибывшая молодая дама из России. Кстати, она находилась сейчас в баре. Кунцевич заглянул в бар и увидел Любку Звезду вместе с высоким седовласым господином. Пока Налбандов побежал за ближайшим турецким полицейским, Голушко заметила Кунцевича, и они вместе с седовласым незнакомцем попытались скрыться. Одесской воровке удалось убежать, а вот ее сильно прихрамывающего собеседника Кунцевич задержал. Тут подоспела и турецкая полиция.

• * *

При обыске Ахилла Каравасси (а это был именно он!) нашли два кольца с клеймами «ЗГ» и золотые часы с номером, указанным Гордоном. Осматривая его бумажник, нашли какую-то невзрачную серую бумажку. В тот же миг Каравасси вырвал из рук Кунцевича эту бумажку и стал запихивать ее в рот. Его схватили за горло, и он, не успев проглотить, ее выплюнул. Это оказалась таможенная квитанция о принятии на хранение двух пакетов. «Это те самые пакеты, которые ему из Севастополя отправлял Платон Каравия!» — догадался Кунцевич.

В свертках, полученных на таможенном складе, оказалась основная масса драгоценностей, похищенных у Гордона.

С разрешения турецкой полиции Ахилла Каравасси препровождают на борт русского парохода для депортации в Россию. Но пока Кунцевич прощался с турками и Налбандовым, к пароходу подошла какая-то женщина с корзиной фруктов и стала умолять матросов передать эти фрукты арестованному. Боцман, приняв ее за сестру или любовницу Каравасси, разрешил передать корзину. Случайно на это обратил внимание Кунцевич. Уловив что-то знакомое в ее поведении, он бросился вдогонку за Любкой Звездой (а это была она!) и задержал переодетую светской дамой женщину. Осмотрев корзину, Кунцевич нашел на ее дне, под фруктами, матросскую форму и парик, предназначавшиеся для побега Каравасси.

• * *

Доставленный к Филиппову в Петербург Каравасси во всем сознался, и даже больше: оказывается, он был членом международной воровской шайки, главную роль в которой играли греки. Она совершила множество дерзких ограблений в Старом и Новом Свете — Лондоне, Париже, Риме, Нью-Йорке и других городах мира. За ней безуспешно охотилась американская полиция, Сюрте Женераль и Скотланд-Ярд. Однако удалось задержать воров лишь русской сыскной полиции.

За поимку опасных воров в столь сжатые сроки премьер-министр России П.А.Столыпин наградил ротмистра Кунцевича орденом. Не поскупился и владелец ювелирного магазина Владимир Гордон — он, помимо выдачи премии, еще и подарил ему роскошные золотые часы. В 1911 году состоялся суд над ворами. Приговор был не слишком суров, так как присяжные были восхищены воровской удалью и ловкостью Каравасси. Ему дали всего 3,5 года каторги, Каравии — 3 года, остальным участникам ограбления — и того меньше. Оценщик одесского ломбарда за покупку краденого был приговорен к 6 месяцам тюрьмы, а Любку Звезду и Циперовича вообще оправдали.

За более чем подозрительное поведение администрации одесский ломбард поплатился потерей заложенных вещей и выданных под них денег. Так закончилось дело о краже у ювелира Гордона.

• * *

P.S.Самое интересное, что ювелирный магазин Гордона ограбили еще раз, примерно через год после первой кражи. В сентябре 1909 года был ограблен другой его магазин, располагавшийся в доме №40 на Забалканском проспекте. Сам Владимир Гордон в это время находился в Нижнем Новгороде, а магазином заведовала его жена. В задней комнате магазина ночевали ее мальчики на побегушках, но поскольку их помещение на ночь запирали на ключ, то они ничего видели и не слышали.

Наружная дверь и витрины магазина на ночь запирались тяжелыми железными решетками. В шестом часу утра городовой, обходя свой участок, увидел, что стекло в магазине Гордона разбито. Городовой немедленно разбудил швейцара подъезда дома №40, а затем об этом происшествии было доложено хозяйке магазина. Осмотром было установлено, что нижний угол зеркальной витрины, толщиной в треть дюйма, разбит. Обломки стекла валялись как на улице, так и на подоконнике витрины. Через эту брешь вор просунул руку и стал похищать находившиеся в витрине ценности. По всей видимости, вор работал при помощи какого-нибудь крючка, или воровской удочки, так как похитил шитик с бриллиантовыми кольцами и ящик с золотыми браслетами, находившиеся в дальнем углу витрины.

По всей вероятности, вору кто-то помешал, и он больше ничего похитить не успел. Всего было украдено, по заявлению хозяйки магазина, золотых и бриллиантовых вещей на сумму около 3000 рублей.

Вот какие превратности судьбы постигли ювелира Гордона!

[ИСТОЧНИК]